Андрей Дубицкий (Herber), проповедник
Возвращение (Моему отцу Дубицкому Андрею Ивановичу посвящается)
Весна гремела над Европой,
Синела Балтика вдали.
Солдаты с кровью, с матом, с потом
Победу к морю принесли.
Победу тяжкую добыли,
Умылись ласковым дождём.
И все поверили: «Дожили!»,
Забыли слово «доживём».
Дождь с парапетного базальта
Смывал и пыль, и грязь с дорог,
Следы войны и кровь с асфальта,
С солдатских кирзовых сапог.
И над крепостью старинной
Пожар притух, огонь померк,
И грудой каменной лавинной
Лежал в руинах Кёнигсберг.
То тут, то там из-под завалов
С тревогой и мольбой в глазах
Живые тени из подвалов
Несли с собой животный страх…
А ты спокойный и счастливый,
Мой добрый, сильный мой отец,
Стоял и слушал молчаливо
Зов наших радостных сердец.
Конец войне, конец тревоге,
И не рванёт вблизи шрапнель.
Лишь соловей, посланец Бога,
Всем дарит радостную трель.
Стоял казак степного края,
Смотрел на «прусскую столицу»,
А мысль одна, как луч из рая,
Звала домой, в свою станицу.
И только августовским утром,
Когда Акмолинск ещё спал,
Ты тихо, невзначай как будто,
В родную ставень постучал.
И мать порхнула птицей в сени,
Повисла на твоих плечах,
И скатка сброшенной шинели
Неловко путалась в ногах.
1996 год
Тирольская обедня
Отгремела война, опустели окопы…
С южных гор на равнину казаки пришли.
Расседлали коней, отмылись от пота
И мятежные судьбы на алтарь принесли.
Чужая страна, чужие порядки…
Тирольские песни понятны без слов.
Стою и молчу у чугунной оградки
С названием странным «Казакенхоф».
Могилы казачьи в цветах запорошены,
Кресты на могилах, как «сотня» в строю…
Какая судьба в Тироль вас забросила?
В каком же неравном вы пали бою?
И долго их кони в долине бродили,
Не зная, где привязь, загон или кров…
А люди с опаской то место крестили,
Назвав не по-русски «Казакенхоф».
Чёрный декабрь
Восемьдесят разных декабрей:
Время стуж и злых метелей
Прошли по памяти моей,
Сказать иначе – пролетели.
Но самым памятным и злым,
Холодным голодом повея,
Пришёл под номером восьмым
В году военном сорок первом…
И ставкой жизни был сухарь,
Что мать водичкой размочила,
И на стол, как на алтарь,
Детишкам ложкой разложила.
Всё остальное – как туман,
Смешались в памяти событья.
Но голод, как сплошной дурман.
До смерти не забыть мне.
Из всех прошедших декабрей
Восьмой был сущим адом,
А из чёрных сухарей
Последний был бальзамом.
Теперь обычно декабри
Празднично расцвечены.
А мне снятся сухари
С чёрною отметиной…
2013 год.
Детство босоногое
К 70-летию Победы и памяти 305-й стрелковой дивизии
Там, за горизонтом,
В сумрачной дали
Скрылось детство босоногое,
Барахтаясь в пыли…
И по той дороге
За поворотом – поворот,
В обмотках запылённых
Отец ушёл на фронт.
Теперь дорога вьётся –
Чёрной лентою асфальт,
Только не вернутся
Многие назад…
Детство босоногое,
Пыль за околотком,
Ты осталось в памяти
С отцовскими обмотками.
Может, те обмотки
Дошли до Ленинграда,
Может, в тех обмотках
Запуталась блокада?
Сколько тех обмоток –
Считать, не сосчитать,
В топях и болотах
Осталось догнивать…
Конечно, до Берлина
Дошли все в сапогах,
Только те обмотки
Не надо забывать.
И у Вечного огня,
В святом и горьком месте,
Обмотки надо б изваять
С гвардейской лентой вместе.
Детство босоногое,
Просёлочная пыль,
Для кого ты – невидаль,
Для меня ты – быль.
И когда солдаты
Мир нам возвращали,
Мы же босоногие
От радости плясали…
2015 год
(Примечание: 305-я стрелковая дивизия была сформирована в г.Акмолинске (Астана) и почти вся погибла под Ленинградом в 1941 году).
Серебро луны
Море Чёрное вздохнуло,
Успокоилась волна,
И на мир морской взглянула
Любопытная луна.
От луны, от горизонта,
До прибрежной полосы,
Словно кто-то чудотворный
Луч луны посеребрил.
Там, вдали, не очень ходко
Чья-то тень мелькнёт порой:
То дежурная подлодка
Возвращается домой.
Ждёт её там Балаклава,
Ждут и радость, и покой,
И немеркнущая слава
Поры военной, боевой.
Но серебряные блики
Вновь запляшут под луной.
В них я вижу чьи-то лики,
И мне кажется порой:
Как из той бездонной глуши,
В лунном свете, в серебре,
Возвращаются к нам души
Матросов, павших на войне.
Кто-то скажет: «Что за вздор?»
Ведь прошло так много лет…
Нет, ребята, до сих пор
Снится мыс мне Фиолент.
Ночь, покой и при луне
Серебро тревожит душу…
И бескозырка на волне,
И память сердце душит.
Серебро, серебро, серебро –
Ты накрыло ребят словно стягом,
Ты одно знаешь, сколько легло
Их под этим серебряным флагом.
Наберу я в ладонь серебро,
Приложу его к сердцу прохладой,
Может быть, передаст вам оно
Мой матросский привет запоздалый.
2012 год.
Высота «Шестьдесят»
Севастополь, Северная сторона, огневая позиция 365-й батареи, десять лет спустя после освобождения Севастополя.
На Мекензиевых горах,
На безымянной высоте
Вряд ли что напомнит взорам,
Что было здесь – «там», на войне…
Орудийные окопы
Чахлой зеленью покрыты.
А когда-то кровью с потом
Были камни здесь политы.
Летний зной, туман осенний,
Редкий дождь и тишина…
Никому и в день весенний
Эта сопка не нужна.
А когда-то в смертной схватке
Здесь свирепый бой гремел,
Безымянную высотку
Покрывала груда тел.
Отверните старый камень,
Ткните тростью в бугорок,
И, возможно, перед вами
Сверкнет тускло якорёк…
Или пуговку с бушлата
Вам подарит страшный бой,
Или череп пустоглазый,
Толь матросский, толь – чужой.
Или штык от карабина,
Временем проржавленный,
А, наверное, когда-то
Был он окровавленный…
Чуть подальше – обелиск
С чёрными цепями,
Звезды Героя тёмный блик,
Букет цветов завялый.
В бою неравном погибая,
Верность присяге храня,
Он дал команду, умирая:
«Огонь, ребята, на меня!»
И с Камчатского люнета –
Смерч огня по высоте.
И ушли герои эти,
Оставив память о себе.
Это вам, живым, ребята,
Горький памятный урок:
Как ваш дед-матрос когда-то
Севастополь наш берёг.
P.S. Смерть ушла в бессмертие, –
Так люди говорят.
А на карте – лишь отметина:
Высотка «Шестьдесят».
2013 год.
(Примечание: 365-я батарея погибла 13 июня 1942 года, командиру батареи старшему лейтенанту И.С.Пьянзину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза)
18 марта 2014
Севастополь вернулся в Россию
Пришла весна кому-то в радость,
Кому — на грех, кому – в печаль.
А мне как будто показалось:
То кто-то манит меня вдаль…
Зовёт весна к тому причалу,
Где юность я свою оставил,
Где было флотское начало,
Где чайки что-то мне кричали…
Войной израненный там тополь
Я гладил ласково рукой,
И мой любимый Севастополь
Блистал матросской чистотой.
Но это было так давно.
Настала новая история,
Как в не придуманном кино –
Сплошная «какофония».
И сердце кровью обливалось,
Как рвали флот мой на куски,
А мне лишь только оставалось
Не прятать глубь своей тоски.
Но к тем ребятам с Фиолента,
Навеки скрытым под волной,
Я, словно траурною лентой,
Своей привязан был судьбой.
И мой линкор «Новороссийск»,
И храм Святого Николая,
И обветшалый обелиск
Могилы братской вспоминал я.
И тлела робкая надежда,
Что возвратится Крым домой,
И затрепещет, как когда-то
Гюйс флотский над Сапун-горой.
И всё сбылось – долой печали!
Вновь Севастополь без оков!
Ведь двадцать с лишним лет молчали
Про гордость русских моряков.
Дай сил мне, Боже мой,
До Графской пристани добраться,
Услышать ласковый прибой
И никогда не расставаться.
Быть неприступным для врагов
Ты обречён навеки быть!
И силы русских моряков
Не дай же Бог кому забыть!
2014 год
К 70-летию Победы
Где вы, друзья-однополчане,
Друзья лихих военных лет?
В ответ — лишь мёртвое молчанье:
Друзей давно на свете нет.
Лишь безымянные могилы
И безымянный обелиск.
И тихо, экономя силы,
К нему идёт седой старик.
Военный китель — лишь печаль,
Нет ни погон, ни званий,
И на груди его медаль
«За победу над Германией».
Слава Богу! Колокольный звон
Плывёт над морем и над сушей.
Напоминает миру он,
Что живы ополченцев души.
Земное всё – кресты и обелиски
Покрасить можно, обновить.
И дай же Бог друзьям и близким
Однополчан не позабыть…
Пусть внуки не под комплименты
«Спасибо» павшим скажут
И георгиевскую ленту
В петлицу дедушке привяжут.
И старый китель со следами ран,
И порохом пропахший,
Напомнит нам однополчан,
За наше счастье павших.
«Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои?»
2015 год
Крымские росы
Балаклавское шоссе –
Серпантин асфальтовый.
Слева, справа по весне
На земле проржавленной
В память боевой поры
Тянутся кровавой лентой
Маки от Сапун-горы
До мыса Фиолента.
Они помнят крики, топот,
В крови окопы и откосы,
Как возвращали Севастополь
Российские матросы.
И каждый год, как дань судьбы,
Под Сапун-горою
Плачут маки будто бы
Кровавою росою.
2015 год